Из вечной зимы…
МОСКВА. Павелецкий вокзал. Холодное утро одного из дней декабря прошлого года. Поезд «Москва — Грозный» медленно тянется вдоль перрона. Закопченные, покрытые инеем вагоны, мутные, запотевшие изнутри стекла. Нет ни встречающих, ни счастливых, радующихся возвращению людей. Кажется, что поезд прибыл из другой жизни. И вот, вздрогнув, он останавливается. Один из плацкартных вагонов покидают в сопровождении пожилого чеченца пятеро детей: два мальчика и три девочки лет семи. Их встречают несколько мужчин и женщин. «Вот и ваш парень, — обращается сопровождающий к одной семейной паре. — Его зовут Абу». Худенький мальчик с большими черными глазами, стеснительно улыбаясь, смотрит на взрослых. «Ну, пойдем», — говорит мужчина и берет его за руку. Они идут в метро. Мальчишка осторожно и с удивлением ступает на эскалатор, вовсю глазея на красивые станции. Все это как из сказки, в которую он наконец-то попал. Так начался первый день Абу в столице…
Вместе со своими сверстниками Абу попал в Москву благодаря Фонду ранее репрессированных народов России. В 2000 году этот Фонд начал кампанию под названием «Поможем чеченским детям пережить зиму». Его президент Алехан Ахмедович Ахильтов сказал, что в лагерях беженцев Ингушетии сейчас проживают примерно 50 тысяч детей. Живя там, как в резервациях, они не знают нормальной жизни, потому что оторваны от мира, потому что рядом грохочут взрывы, летают боевые вертолеты. Разве могут здесь вырасти нормальные дети? Мало их возить на новогодние елки и в летние лагеря отдыха. «Мы решили чеченских сирот или детей из неполных семей в возрасте от 5 до 12 лет пристраивать до лета в российские семьи, — рассказывает Алехан Ахмедович. — Дали объявления в газеты. Откликов пришло много. Отозвались в первую очередь бедные люди. Богатым эти дети вообще не нужны: ни русским, ни чеченцам. Вот только Иосиф Кобзон передал 100 тысяч рублей, открыл несколько счетов для детей. Да огромное спасибо Лужкову с Громовым. Они выделили много путевок. Но ни один российский или чеченский бизнесмен или политик не ударил палец о палец. К несчастью, сейчас все стремительно дорожает. Вывозить детей куда-либо становится все труднее, не хватает денег на билеты».
Принимают в семьи по разным причинам. Чаще просто потому, что люди добрые и любят детей. Как, например, родители многодетной семьи из деревни Пестриково, что под Коломной. У Натальи и Сергея Тихомировых своих 8 детей, старшему 20, младшему 2,5 года. Прочитав в местной газете объявление, решили взять троих девочек. И вот с декабря 2001 года у них «гостят» три чеченки: Луиза, Лариса и Зеза. Никаких пособий или дорогих подарков «временные» родители не получают. Выживают благодаря большому подсобному хозяйству. Каждое лето расстаются со слезами. Они стали почти родными.
Но бывает, что берут в семью и по другим причинам.
Одна надежда
АБУ быстро прижился в новой семье. Хотя на родине у него осталась мать с тремя братьями (отец погиб в горах), Сергея и Татьяну он называл мамой и папой. Мальчишка есть мальчишка. Спустя два дня он носился по квартире со старшим сыном Сергея, поднимая все вверх дном. Абу семь с половиной лет, но в школу он пока не ходит. Татьяна учит его разным премудростям дома. Опыт у нее большой: все-таки двоих детей вырастила. «Стихи запоминает очень плохо, — говорит она. — Одно четверостишие два месяца учили. Да и пишет пока неважно. У них-то там тетрадей для прописей нет». 
Гуляет Абу во дворе в компании приятелей старшего сына. Приняли чеченского мальчика как своего.
— С друзьями у него трудностей не возникает, — говорит тридцатишестилетний глава семейства Сергей. — Есть другие проблемы. Например, он не понимает, что такое красиво. Приходится объяснять, почему, например, облако красивое. Не любит раскрашивать картинки, не понимает, зачем это. Есть странная привычка — ломать. Это, наверное, все от войны досталось, от той жизни. Мы пытаемся, как можем, приучать его к обычным для нас понятиям. По телевизору или видео он у нас смотрит только мультфильмы или детские кинокартины. Боевики смотреть не разрешаем. Не покупаем игрушечное оружие.
— Конечно, многое в нашей жизни он еще не понимает, — продолжает Татьяна. — Например, я недавно подстриглась коротко, а он говорит: «Ты стала похожа на мальчика, женщина не должна так подстригаться». Я вот в джинсах дома хожу, а ему это не нравится: у тебя, говорит, юбки что ли нет, женщина не должна ходить в брюках. К девочкам относится снисходительно. Ходили они на горку, и там какая-то девчонка, шутя, подтолкнула его вниз, Абу потом так возмущался… А вообще он мальчик добрый, только несчастный очень, как и все тамошние дети.
— Странно, но никто об этих детях, в сущности, не заботится, — рассказывает Сергей, который не раз был в командировках в Чечне. — Дело не только в тетрадках и карандашах. Ведь в бюджете Чечни есть «детская» статья. Где ж эти деньги? Получается, что кому-то выгодно, чтобы они сидели в этих лагерях безвылазно, чтобы из них вырастали не мирные, образованные люди, а волки».
Сергей вспоминает: как-то раз он, поняв, что ни ласка, ни разумные доводы не действуют на мальчика (тот любил класть ноги на стол), по-мужски строго прикрикнул на него. Абу сразу подчинился, а потом, подумав, спросил:
— Ты — русский?
— Русский, — ответил Сергей.
— А я чеченец?
— Чеченец.
— Тогда ты настоящий русский волк, а я настоящий чеченский волк!
— Я надеюсь только на то, — сказал мне Сергей, — что, почувствовав здесь добро, он, может быть, потом в Чечне не нажмет лишний раз на спусковой крючок, когда увидит русского солдата…
Мать Абу часто звонит в Москву, интересуется, как у сына дела. Но мальчик пока не хочет возвращаться, хотя скучает по родным. И, глядя на этого шустрого, улыбчивого мальчишку, я подумал: вернется он домой и спросит, где мой папа и почему его убили? Вряд ли ему мать скажет, вторя нашей пропаганде: твой отец, сынок, был членом бандформирования, то есть бандитом. А потому и подстрелили его на законном основании…
Нет, не скажет. Язык не повернется…
Вы чьи, дети?
В 2000 ГОДУ Фонду удалось пристроить в российские семьи 40 детей. А в прошлом году всего 10. Почему желающих стало меньше? Поговорив с родителями, я понял, в чем дело.
Причин несколько. Первая и самая главная — юридическая. В Чечне не принято отдавать детей на сторону, будь то приемные родители или детский дом. Поэтому, принимая таких детей в Москве или другом городе, «временные» родители должны быть готовы к разным большим и малым неприятностям. По закону, если ребенок приезжает без родителей или опекуна, он автоматически становится безнадзорным, или беспризорным. Это означает, что представители органов опеки или милиции в любой момент могут пресечь подобное проживание. Из-за того, что ребенок юридически не оформлен, он не может получать плановую медицинскую помощь. Экстренная, или «Скорая помощь», предоставляется всем независимо от их статуса. На практике часто выходит наоборот. Большинство детей из Чечни приезжают с одним лишь свидетельством рождения на руках. Нет никакого страхового полиса. Выходит, все зависит от приватных договоренностей с врачами. То же самое касается любых видов государственного образования. Вот теперь и судите сами, всякий ли решится на такой пусть и замечательный, но все-таки рискованный поступок? Да и стать опекуном может далеко не каждый, если уж речь зайдет об этом. Это сложная процедура, связанная с оформлением множества документов, начислением пособий, которые, как известно, далеко не всем хочется платить.
Вторая причина — психологическая. Эти дети совершенно из другой среды — со своей культурой и историей. То, что у нас норма, для них — дикость. И это совсем не означает, что они чем-то хуже нас. По идее, чтобы понимать их и говорить с ними на равных, надо многое знать об их жизни, культуре, быте. Иначе недоразумения будут следовать одно за другим. Кроме того, они приезжают с войны. Значит, с ними надо себя вести по-особенному. Все, о чем мне рассказывали «временные» родители Абу (любит ломать, не понимает, что означает слово «красивое», и проч.), и есть проявления, как говорят психологи, так называемого посттравматического синдрома, связанного с войной и дикой жизнью. Далеко не каждый родитель, пусть даже самый искушенный, сможет справиться с такими проявлениями. Вывод — у родителей «под рукой» должен быть соответствующей квалификации психолог. Не помешали бы и курсы для взрослых, которые решили воспитывать столь «трудных» детей. Любви, слава Богу, у нас еще хватает. Но, увы, она не искупает всего, кроме разве что тайных и явных укоров совести.
Валентин КОЛЕСНИК
Источник: АИФ
